Новый президент Аргентины как олицетворение победы сетевых политических структур над иерархическими.
Победа в Аргентине на президентских выборах крайне правого политика Хавьера Милея в России у некоторых вызвала реакцию в том духе, что, мол, победил какой-то то ли фрик, то ли полный отморозок, — вот до чего, дескать, доводит «эта ваша демократия без границ».
Тогда как «в приличной стране» он бы даже подписи для выдвижения не собрал и его бы никто не зарегистрировал. Также обратили внимание на ряд его скандальных и неприятных (для России) заявлений о том, что теперь Аргентина не собирается вступать в БРИКС — как же так, ведь только пригласили, «ничего не сделал, только зашел» (помните «Кавказскую пленницу»?) — зато собирается отказаться от нацвалюты в пользу доллара.
А мы тут на всемирную дедолларизацию настроились уже. Да еще он успел позвонить Зеленскому и пригласил его устроить «мирную конференцию по Украине» в Аргентине. Других мест уже не осталось, видимо.
Во всем этом перечне БРИКС — далеко не главный пункт: это пока еще не организация, а объединение, клуб для дружеских бесед без четкой структуры, единых правил и, главное, ценностей. Плюс-минус Аргентина — от него не убудет. А вот как политическое явление Хавьер Милей — феномен весьма любопытный.
Во-первых, он далеко не безграмотный придурок, каковым может показаться со стороны, если смотреть на его поведение на каких-нибудь телевизионных шоу, где он яростно молотит по картонной коробке, которая призвана символизировать национальный Центробанк, который он обещал ликвидировать как бесполезную структуру.
Дай волю некоторым политиканам у нас, так и они бы уже так мутузили чучело условной Набиуллиной на федеральных каналах, и не только ее. Современная политика — это ведь сначала шоу, а потом все остальное. А у некоторых так и без «всего остального».
За спиной у Милея довольно большой послужной список, а также образовательный бэкграунд. Аж три ученых степени по экономике от разных университетов, преподавательский опыт (тоже по экономике), около полусотни научных работ, работа в ряде частных корпораций на высоких должностях, в том числе в международных структурах. С 2012 года он возглавлял отдел экономических исследований в национальном аналитическом центре, входил в группу экономической политики Международной торговой палаты и Всемирного экономического форума.
Во-вторых, неожиданная для многих (пару лет назад его рейтинг не превышал 5%) победа Милея на выборах — это проявление уже весьма распространенного в мире «антиэлитного восстания избирателей». Традиционный истэблишмент настолько уже всех достал своей неспособностью справиться с застарелыми проблемами в экономике страны, что обыватель решил попробовать «крайние меры» — мол, все равно хуже некуда.
Инфляция в Аргентине за годы правления нынешнего президента выросла с 54% до более 110% (в октябре в годовом исчислении она превысила так и все 140%). Нацвалюта песо только в текущем году девальвировалась на 60%, ставки по кредитам превышают 130%, 40% аргентинцев живут за чертой бедности.
В этой ситуации уже никто из голосовавших за Милея особо не вчитывался в «избирательную программу» правого либертарианца. Пусть, мол, разрушит всю эту прогнившую систему «до основанья, а затем…».
И это он еще перед вторым туром отказался от ряда наиболее экстравагантных идей типа легализации наркотиков, свободного ношения оружия и создания рынка человеческих органов. Вопреки прежним обещаниям теперь он говорит, что не будет приватизировать систему здравоохранения и образования (но ужаться придется) и понижать пенсии. При том что средняя государственная пенсия (ее получают 85% пенсионеров) составляет в пересчете на доллар $265 в месяц, что покрывает до трети расходов на еду, медикаменты и аренду (коммунальные траты) жилья.
На этом месте, конечно, некоторые российские пенсионеры могут позавидовать аргентинским собратьям по несчастью, но стоит добавить, что ведь некогда (в первой половине ХХ) века Аргентина была одной из богатейших стран мира, не уступавшей по уровню жизни Америке.
Теперь Милей собирается резко урезать государственные расходы — с нынешних 38% ВВП до 23%. Для сравнения, в США они составляют 37% ВВП, в России в прошлом году около 36%. Также грозит упразднить 10 из 18 министерств, приватизировать госкомпании, резко сократить налоги, а также упразднить-таки Центробанк, отказавшись от песо в пользу доллара.
Кстати, в плане перехода на доллары он далеко не одинок в Латинской Америке. Так, Эквадор перешел на доллар в 2000 году на фоне тяжелейшего финансового кризиса и гиперинфляции. Уровень ее начал быстро снижаться, в текущем году она составит около 3%. В Сальвадоре доллар стал официальной валютой с 2001 года. Однако ему это особо не помогло, приведя только к росту бедности. Два года назад страна сделала биткоин официальной валютой, это помогло снизить инфляцию в стране с 7,3% в 2022 году до 3,3% в текущем.
В Панаме доллар находится в обращении с 1904 года, наряду с местной валютой бальбоа (она выпускается только в металлических монетах, а не в бумажных купюрах, госсектор использует эту валюту только для целей бухгалтерского учета). Сегодня инфляция в Панаме менее 3%.
Также в ряде стран Латинской Америки (например, в Перу и Уругвае) доллар используется для оплаты некоторых товаров и услуг: аренда, недвижимость, автомобили, бытовая техника, доллары можно снимать в банкоматах и использовать для открытия банковских счетов. В случае перехода Аргентины на доллар, возможно, удастся снизить инфляцию года за полтора-два, но важен будет курс пересчета песо на доллар.
Если он будет некорректным (заниженным), это может привести к тяжелым последствиям. К тому же наличные доллары в необходимом количестве надо будет еще откуда-то взять: в резервах ЦБ их сегодня практически нет. Аргентина в долгах, как в шелках, одному только МВФ она должна $44 млрд.
Сейчас Аргентине предстоит едва ли не самый масштабный эксперимент за последние десятилетия. Сам по себе приход к власти Хавьера Милея означает смену вех в национальной политике, когда на смену иерархическим политическим структурам и сорокалетнему господству во власти «перонистов» пришел человек, опирающийся на горизонтальные политические структуры, точнее сетевые.
Триумф Милея во многом сродни неожиданной победе в 2016 году на президентских выборах в Америке Трампа, которая случилась тоже во многом благодаря массмедиа и особенно социальным сетям.
Оборотной частью этой политики является то, что в команде нового аргентинского президента практически нет квалифицированных управленцев, которые по большей части как раз принадлежат к традиционным элитам. И теперь ему надо откуда-то этих управленцев рекрутировать, то есть отчасти создать параллельную (или альтернативную) политическую и управленческую элиту страны. Есть ли людской ресурс для «альтернативной элиты»?
Также, несмотря на то, что он победил во всех провинциях страны, кроме двух, еще только предстоит наладить диалог с тамошними политиками: у Милея нет поддержки практически ни одного влиятельного губернатора провинций.
В условиях электоральной демократии важна и поддержка парламента, где, однако, у партии президента, которой от рождения всего пара лет, имеются лишь 38 мест из 257 в палате депутатов и 7 мест из 72 в сенате. Так что какая-то коалиция со старыми элитами все равно нужна.
Опыт Аргентины может оказаться весьма показательным в случае хотя бы даже относительного успеха политики радикальных преобразований, которую предлагает правый популист, пришедший во власть буквально с улицы (точнее, с телеэкрана). Антиэлитная электоральная революция все шире шагает по планете, охватывая все новые страны.
Это означает распространение совершенно новых принципов политики, опирающихся как раз на сетевые структуры, не признающих старые авторитеты. На первых порах проводники такой политики кажутся беспринципными и «беспрограммными» голословными популистами. Однако уже целому ряду стран удалось на практике доказать, в том числе в Европе, что приход к власти так называемых «антиэлитных» лидеров вовсе не обязательно означает катастрофу.
Нигде ничего страшного не произошло. И возможно, что смена традиционных иерархических политических структур, опирающихся на политические партии в том формате, как они сложились как институт еще более столетия назад, станет неизбежной в планетарном масштабе.
Еще более интересный симбиоз получится, когда сетевые политические структуры и технологии начнут сращиваться с искусственным интеллектом и, как неизбежность, тоталитарными цифровыми форматами контроля за обществом.